Слабая женщина, склонная к мелонхолии - Страница 29

– Да ты бы уж спекла, – насмешливо заметил кто-то. – Ты раз уж спекла, да сама и…

Дальше было что-то длинное, сложносочиненное и совершенно непонятное. Бабы, однако, поняли, опять заржали хором, опять стали общаться между собой не просто ненормативной лексикой, но и ненормативными голосами, и ненормативными жестами… Выражение лица у них тоже было совершенно ненормативным.

Ася вышла на крыльцо и подышала свежим нормативным воздухом, стараясь подавить тошноту. К крыльцу вперевалку подходила на редкость низкорослая и на редкость толстая тетка в цветастом ситцевом халате и в резиновых сапогах с обрезанными голенищами. Тетка на ходу ковыряла в золотых зубах щепкой. Подошла, остановилась, нерешительно поставила ногу на нижнюю ступеньку крыльца, но подниматься, наверное, передумала, задрала голову, уставилась Асе в подбородок, сильно щурясь, спросила высоким, громким, несколько скрипучим голосом:

– Это вы меня, что ли, ждете-а-а?

– Если вы директор этой школы, – осторожно ответила Ася. Она не верила, что директорами школ бывают такие… в общем – такие.

– Ну, я-а-а, – лениво сказала тетка, рыгнула, зевнула и мелко перекрестила рот. – А шо такое-а-a? Шо-то нада-а-а?

Ася в двух словах объяснила, что ей надо. Тетка слушала, сильно щурилась, зевала, мелко крестила рот, а дослушав, с облегчением заявила:

– Не, ета-а-а я не могу. Не имею права-а-а. Пусть роно само решаи-и-ить. А у меня счас вапще ремонт. Мне за имя-а-а следить нада-а-а. А то ети проститутки до осени не покрасю-у-ут.

– Зачем же вы таких мастеров нанимали? – спросила Ася, думая не об этой жуткой школе с ее жутким директором и с такими же жуткими мастерами, а о Митьке, который ходил в эту жуткую школу три года. Пешком, за четыре километра, в любую погоду. Бедный ребенок.- Шо ж ета-а-а сразу мастера? – обиделась директор жуткой школы. – Шо я буду кого ни попадя-а-а нанима-а-ать? Ета усё наши учительши. Тута работают, у меня-а-а… Почти что все – родня-а-а.

– Да, я уже поняла, – грустно сказала Ася и пошла к мотоциклу. – До свидания.

– Ага-а-а, – сонно отозвалась тетка и опять сунула щепку в золотые зубы.

Треск мотоцикла заглушил все звуки, но Ася могла бы поклясться, что золотозубая тетка, глядя ей вслед, сильно щурясь, зевая и мелко крестя рот, высоким скрипучим голосом сказала: «Проститутка».

Легализовать Митьку в доме тети Фаины, перевести его в городскую школу и сделать временную прописку помогла Светка. Конечно, подключив своего мужа, мужниного брата, жену мужниного брата, брата жены мужниного брата и даже соседа родителей жены мужниного брата, майора милиции. Светка же помогла тете Фаине оформить опекунство над Митькой, когда через год «с северов» пришло письмо от третьего мужа Митькиной матери. Бывшего мужа. Бывший третий муж писал, что Валентина померла «от операции», так что он «спешит сообщить», что никаких алиментов ее сыну платить не будет, потому что он не его сын, он вообще ничего о нем не знал, к тому же развелся с Валентиной еще до того, как она померла. Бывший третий муж догадался прислать свидетельство о смерти Митькиной матери, но оформить опекунство все равно было трудно. Однако тетя Фаина как-то сумела доказать, что является самой близкой Митькиной родственницей. Митька остался в доме навсегда. На законном основании.

Узнав о смерти матери, о том, что теперь он на законном основании подопечный тети Фаины, и о том, что остается в доме навсегда, Митька помолчал, подумал и с достоинством сказал:

– Я отработаю. Я не буду на шее висеть. И в школу все время ходить буду. Не беспокойтесь, я вас не подведу.

А ночью потихоньку ревел, сунув голову под подушку, чтобы никто не слышал. Он был очень гордый. Он не мог допустить, чтобы кто-то его жалел, как брошенного ребенка. Он уже не был ребенком, ему все-таки уже одиннадцать лет исполнилось.

Потом постоянными оказались Василек и Наташа, брат и сестра. Почти два года назад трехлетнего Василька привела к тете Фаине пятилетняя Наташа. Объяснила: мамка уехала, сказала, чтобы ждали. Они и ждали. А потом съели всю кашу, и все сухари, и всю муку, и даже все макароны, хоть макароны очень трудно разгрызть… А потом есть стало нечего, и Наташа пошла к соседям попросить что-нибудь для Василька. Она-то сама уже большая, она уже могла есть почти все – и какие-то не горькие листья в заброшенном огороде находила, и зеленые яблоки с одичавшей яблони достать могла. А. Василек был еще маленький, он листья есть не мог, болел. Соседи всполошились, конечно, накормили их обоих, выкупали в большом корыте, вытерли чистым полотенцем, одели во что-то большое, но тоже очень чистое, и положили спать на мягкий диван. Тоже чистый. Василек сразу уснул, потому что давно уже не спал от голода, а Наташа не спала – вспоминала, где она видела такие чистые подушки и одеяла. Вспомнила: давно, когда она была еще совсем маленькая, а Василька, кажется, вообще не было, она летом жила у бабушки. Наверное, у бабушки. Потому что потом мамка что-то такое говорила про бабушку. Вот у бабушки Наташа и видела такие чистые подушки и одеяла… Она вдруг поняла главное: у нее должна быть бабушка! Если мамка ушла насовсем, то им с Васильком можно поехать к бабушке! У бабушки будет настоящая еда, и Василек не будет болеть!

Наташа слезла с дивана и пошла искать хозяев, чтобы тут же рассказать им о том, что она вспомнила. Они большие, они смогут найти ее бабушку. И отвезут к ней Наташу и Василька. А потом, может быть, и мамка когда-нибудь найдется. Но это не обязательно, и так все будет хорошо.

Хозяева сидели в кухне, пили чай и разговаривали сердитыми голосами. Наверное, сейчас не надо к ним лезть. Когда мамка сердилась, Наташа к ней никогда не лезла. И Василька не пускала. Но ведь она с такой хорошей новостью к ним спешила… Она стояла у двери и никак не могла решить, рассказать им о бабушке прямо сейчас или подождать, когда они перестанут сердиться. Они все говорили и говорили сердитыми голосами, а она стояла и стояла… И нечаянно слушала. И услышала, что хозяева ругают ее мамку. Говорят, что ее мамка бросила детей на верную смерть, а сама умотала счастье искать. Что ее мамка плохим поведением свою мать до сроку в могилу свела. И теперь у детей совсем никого нет, к кому бы можно было податься. Так что придется их завтра в милицию отвести. Не у себя же держать! Они уже старые, чтобы с такими маленькими возиться. Да еще с чужими. Это тетя Фаина может хоть с десятью управляться, она двужильная, ее время не берет, да и колдунья ей помогает…