Слабая женщина, склонная к мелонхолии - Страница 38

Сполоснуться прохладной водичкой, умыться замороженным отваром ромашки, растереться жестким, как терка, полотенцем, влезть в халат – на все это ушло минут пять. Ну, по крайней мере не меньше четырех. Ася вышла из ванной и обнаружила, что тетя Фаина до сих пор с кем-то разговаривает по ее телефону. Точно – не со Светкой.

– Нет уж, ты мне голову не морочь, – возмущенно говорила тетя Фаина. – Как это можно не знать дедовых братьев? Да хоть бы и двоюродных, какая разница… Они же оба из Ростова, правильно я говорю? Да не может быть, а точно! Не уверен – проведи расследование! Ты же мент, так что обязан уметь. Как?! Кино, что ли, не смотришь? Улики остаются всегда, такие вещи знать надо… Ты точно майор? Господи, куда мир катится… Я бы тебе и старлея не присвоила… Так вот, я и говорю: оба они из Ростова. Который на Дону. Запиши, а то ведь обязательно перепутаешь… Один из братьев потом в Адлер уехал. А другой так в Ростове и остался. На Дону. Женился на закройщице верхней мужской одежды. Ее отчим был двоюродным дядей моей троюродной сестры. Так что мы с тобой, майор, очень близкие родственники. Можешь звать меня тетей Фаиной. А я тебя буду звать Тугариным. Зря тебя Ильей назвали. Илья – это русский богатырь… Нет, погоди, какой же ты русский? Мы же только что выяснили, что ты из ростовских Мерцаловых! А у них в роду из русских только один был, да и тот – приемный сын того брата, который потом в Адлер… Этот русский потом на еврейке женился, так что тоже не считается. Правда, у той еврейки папа турком был. Но это не важно, потому что у евреев национальность считается по матери. Слушай, а у тебя мать-то кто? Ну при чем тут химик? Старлей, тебя надо в рядовые – и сразу на гауптвахту. Сейчас на гауптвахту сажают? Я спрашиваю, кто у тебя мать! Из каких мест и какого роду-племени! Девичья фамилия у нее какая?… Погоди, потом расскажешь. Ася освободилась. Передаю трубку. Спокойной вахты, майор.

Ася сделала выражение лица типа «как не стыдно хулиганить» и взяла телефон.

– Я все-таки еще майор? – с облегчением спросил Тугарин. – Вот спасибо, тетя Фаина, а то я уже испугался…

– Я не тетя Фаина, – строго сказала Ася. – Добрый день, господин майор… Хотя после вашего вопроса я уже и не знаю, как к вам обращаться. У вас какие-то сомнения по поводу собственного звания? Вас что – разжаловали или повысили? Или у вас вообще другое звание, а майор – это часть легенды? Впрочем, это не мое дело. Я ведь могу обращаться к вам просто: гражданин начальник.

– Ася Пална! – радостно закричал гражданин начальник. – Добрый день! Я уж думал, тетя Фаина успеет меня на расстрел послать, пока вы были заняты! Интересная у вас семья…

Ася подумала, что семья у нее даже интереснее, чем ему кажется, но вслух сказала прямо противоположное:

– Совершенно обычная семья. Крепкая ячейка советского… то есть российского общества. Прошу прощения, что заставила ждать. Я не знала, что это вы звоните. Обычно тетя Фаина отрывает меня от любого занятия, если звонят по делу. Вы ведь по делу звоните, я правильно понимаю ситуацию?

– А?… Да-а… – Тугарин, кажется, несколько растерялся, но тут же взял себя в руки и заговорил служебным голосом: – Я по делу, да, безусловно… Докладываю: сегодня заключенного… то есть этого, как его… больного Гонсалеса должен навестить отец. В шестнадцать ноль-ноль.

– Да, я в курсе, – отозвалась Ася и с интересом прислушалась, как Тугарин недовольно засопел. – Мне Светлана Алексеевна уже доложила.

– Ну, естественно, – обиженно сказал Тугарин – Сама доложила, а потом меня ругала, что я вас не предупредил. Я говорю: зачем? Посторонняя информация, никому не интересно. А она говорит, что вы должны знать все, что происходит вокруг.

– Вообще-то все должны знать, что вокруг происходит. С закрытыми глазами жить… опасно. – Ася вспомнила, что как к заключенным, так и к больным принято являться с передачами, и тут же по привычке начала давать руководящие указания: – Обязательно проверьте, что отец принесет Гонсалесу. Ни в коем случае не пропускайте спиртное, сигареты, кофе, консервы, чай, соленые и маринованные овощи, медикаменты, колбасные изделия… Впрочем, вы все равно что-нибудь забудете. Пусть Светлана Алексеевна сначала все проверит, и что разрешит – то и передадите.

– Я уже понял, что у вас хуже, чем в тюрьме, – сказал Тугарин и вздохнул. – Даже чай нельзя! Ну, вообще… А спиртного и сигарет никто и не принесет. Гонсалес сроду и не пил, и не курил. Спортсмен.

– У нас лучше, чем в тюрьме! – Ася обиделась. – В тюрьме людям глаза калечат, а у нас – спасают зрение! Вы ощущаете разницу, гражданин начальник?

– Ася Пална, вы расстроились? – помолчав, опасливо спросил Тугарин. – Я ж просто так ляпнул… Виноват… не подумал. Я обязательно попрошу Светлану Алексеевну передачу проверить. И все ваши распоряжения… М-да… в общем, не волнуйтесь, все будет в порядке. А когда вы придете?

– Когда освобожусь, – со значением сказала Ася. – У меня сегодня чрезвычайно плотный график. И так уже пришлось кое-что передвинуть.

– Конечно, конечно, – спохватился Тугарин. – А тут еще я вас от дела отрываю… Виноват. Тогда до встречи, да? Ася Пална, вы уж побыстрее освобождайтесь… И приходите. Я ждать буду.

– Зачем? – подозрительно спросила Ася. – У вас что-то с глазами? Так обратитесь к Ларисе Ивановне. Или к самому Плотникову, он наверняка в отделении.

– При чем тут глаза? – удивился Тугарин. – У меня с глазами все в порядке. Наверное. Я вас ждать буду не по поводу глаз, а… В общем, это не телефонный разговор.

– Хорошо, я попробую освободиться побыстрее, – сказала Ася и тяжело вздохнула. – Надеюсь, у вас имеются очень веские причины отрывать меня от дела. До встречи. Конец связи.