Слабая женщина, склонная к мелонхолии - Страница 65

Эта мысль включила нормальную скорость времени. Или, наоборот, выключила Асю из нормального времени, затормозила ее так, что все происходящее вокруг казалось стремительным мельканием теней от птиц, летящих за окном. Вот только что, секунду назад, Тугарин был в палате, тащил из кармана телефон – а сейчас уже сует телефон опять в карман, успев поговорить. Она даже слышала этот разговор, только совершенно ничего не поняла, потому что на такой скорости ее мозг работать не умел. И вот только что, секунду назад, в кабинете Плотникова шуршала карта на двери, которую пытался открыть Гонсалес, – а сейчас Гонсалес стоит над ней, низко склонившись, и внимательно смотрит зеленым правым глазом, окруженным черным синяком с желтыми краями. Как можно висеть вниз головой, если левый глаз ему оперировали только неделю назад?! Сто раз ведь объясняли, двести раз, тысячу раз! Хоть кол на голове теши – люди совершенно не хотят думать, чем может кончиться любое нарушение правил послеоперационного поведения!

– Немедленно выпрямитесь, – строго прикрикнула Ася, глядя на Гонсалеса снизу вверх. – Вы что, с ума сошли? Неделя после операции! Гонсалес выпрямился, оглянулся, с облегчением сказал:

– Майор, она в норме. Уже склочничает. Опять повернулся к ней, склонился еще ниже прежнего – и вдруг подхватил ее на руки! И правда ума нет! Плотников почти три часа глаз чинил! И как починил! Сам сегодня сказал, что через пару дней уже бояться нечего! Это же чудо, как они не понимают?! Но пара дней еще не прошла! Сейчас пока есть чего бояться!… Нет, ну совершенно больной…

– Больной, немедленно поставьте меня на пол, – злобно приказала Ася. – Вы что, работу Плотникова угробить хотите?! Вам же было русским языком сказано: никаких физических нагрузок!

– Это ты, что ли, физическая нагрузка? – радостно изумился Гонсалес и засмеялся. Можно сказать, прямо ей в лицо. – Майор, слышал? У котенка мания величия.

– Тихо, тихо, – опасливо отозвался Тугарин, не отрываясь от осмотра карманов пятнистого, который лежал на полу смирно, только иногда поскуливал сквозь зубы. – Ты Асю Палну отпусти все-таки… Я, например, понял, почему ее все так боятся. А ты еще не понял? Отпусти, Сережа, а то вдруг она расстроится… Последствия-то какие, а? Помоги мне лучше, а то я чего-то никак… Неудобно мне чего-то…

Он говорил легким тоном, будто болтал, не особо задумываясь о смысле слов, но Ася насторожилась. И Гонсалес насторожился, осторожно поставил ее на ноги, как-то машинально погладил по голове и обернулся к Тугарину. Внимательно пригляделся, недовольно буркнул:

– Э, майор, кончай геройствовать. Эти не убегут… Давай-ка мы тебя посадим куда-нибудь. А лучше – положим.

– Не время, – тоже недовольно ответил Тугарин. – Сюда уже с двух сторон едут. Не знаю, кто первый.

– Да когда ж это кончится? – спросил Гонсалес неизвестно у кого и оглянулся на Асю: – Командир, у вас тут нормальные бинты водятся? Или только ерунда, чтобы на глаза лепить?

Тогда и Ася увидела: левый рукав у Тугарина весь в крови. Пятно крови расплывалось на плече и быстро ползло вниз, уже до самой ладони доползло. И левая штанина под коленом краснела прямо на глазах.

– Есть нормальные бинты, – сказала Ася и пошла в Светкин кабинетик, пытаясь вспомнить номер дежурного телефона хирургии.

Ну и денек выдался. Действительно – когда ж это все кончится? Хорошо хоть, что в отделении никого нет…

И тут из палаты лежачих старушек выглянула тетя Оля. Спасибо, что не раньше, когда у пятнистого в руках был автомат. Ася приложила палец к губам, тетя Оля кивнула, обернулась к лежащим в палате и громко сказала:

– Я ж так и знала, что телевизор! Вот ведь безобразники! Погодите, сейчас я там порядок наведу…

Вышла из палаты, плотно закрыла дверь, глянула вдоль коридора, опять кивнула и деловито спросила:

– Ася Пална, что надо делать-то?

– В хирургию позвоните, – попросила Ася. – Майор ранен. А потом – что он скажет…

Когда она вернулась со всеми нормальными бинтами, которые нашла в Светкиных запасах, Тугарин уже сидел в палате, в мягком кресле, без рубашки и с закатанной левой штаниной. Тетя Оля сидела на диване, вытряхивая из решетки кубики льда в кювету для инструментов. Гонсалес пристегивал пятнистого наручниками за ногу к спинке кровати. Пятнистый матерился и скрипел зубами.

– Позвонила, – деловито сказала тетя Оля, оглянувшись на вошедшую Асю. – Сейчас будут. Сказали, чтобы пока лед на раны… Кровищи-то!…

– Да это ничего… – Тугарин отнял от плеча совершенно красное от крови скомканное полотенце и поморщился. – Давайте еще, тетя Оля… Убирать-то вам сколько придется… Виноват.

– Молчи уж, больной, – проворчала тетя Оля. Хлопнула входная дверь отделения. Тугарин бросил полотенце на пол, подхватил автомат с дивана и шарахнулся к выходу из палаты. Схватил Асю раненой рукой за локоть, почти отбросил о: двери к дивану. Рука, хоть и раненая, была все равно каменной.

– Сядьте на место, господин майор… – Ася пощупала свой локоть: цел еще? Кажется, пока цел. – Это Алексеев вошел. Я его шаги знаю.

Тугарин быстро выглянул в коридор, кивнул, снова пошел к креслу, сильно хромая. С трудом сел, положил автомат на колени и взялся за мобильник, лежащий на диване рядом с окровавленной курткой. Шаги Алексеева замерли рядом с палатой. Ася выглянула: Алексеев стоял над телом убийцы, настороженно смотрел на дверь. Увидел Асю, заметно успокоился, почему-то виновато сказал:

– Задержался немного. Там, на лестнице, еще один лежит. Этот, который здесь стоял. Рыжий. Я посмотрел – живой. Только без сознания. Кого вызывать-то? Прямо война какая-то…