– Ну, теперь знаешь, – подвела итог тетя Фаина. – И что делать думаешь?
– Я ее убью, – сказала Марина. – Гадина какая… Я ее на свадьбу не позову. Я замуж выхожу. В Москву переезжаю. У Тофика там бизнес. И дом такой – ну, вообще… Он мне уже одно кольцо подарил. Во, видите? Настоящий бриллиант. И еще подарит, он мне сам сказал: что захочу – все будет.
– И чего же ты хочешь? – с интересом спросила тетя Фаина.
Марина с готовностью стала рассказывать, как она представляет свою счастливую семейную жизнь. Увлеченно, с подробностями перечисляла, что есть у Тофика. И у нее будет все то же плюс еще то, что Тофик ей подарит. Это будет не жизнь, а поэма!…
В поэме не было ни слова о Наташе и Ваське. Забыла, наверное. Тетя Фаина напомнила.
Марина запнулась на полуслове, с трудом отвлеклась от описаний будущей счастливой жизни, без удовольствия переключилась на безрадостное настоящее и суховато сказала:
– Мы решили их пока в интернат отдать. Сейчас куда их везти? Я еще сама там не устроилась как следует. И детям в чужом доме неуютно будет. И Тофику они помешать могут. У него же серьезный бизнес, столько работы… А потом, когда все образуется, я их заберу. Заодно и подрастут пока, все-таки маленькие дети очень руки связывают.
Тетя Фаина заставила мать Васьки и Наташи написать завещание. Назначить Асю опекуном детей в случае смерти матери… Тогда Наташа и Васька остаются у тети Фаины на полном довольствии. Вот такое условие. Марина охотно согласилась. В свою смерть она не верила, а тут одной бумажкой сразу все проблемы решались: и детей не придется в интернат устраивать, и волноваться за них не надо, и дом присмотрен будет, и Тофику никто не помешает. Марина через два дня заехала попрощаться, сказала детям, чтобы вели себя хорошо, посоветовала тете Фаине сменить дверной замок в том доме – у Лидки, может, ключ есть, мало ли, – с торжественным видом выложила на стол конверт, с гордостью сказала:
– Тофик считает, что вам надо отбашлять по понятиям. Вы ж не обязаны, а сами… вот. Общем, он велел передать, что заценил такое отношение. Конкретно заценил. Мы, может, как-нибудь вместе приедем. Может, через год уже.
В конверте оказалось тридцать тысяч рублей – в эту сумму крутой бизнесмен Тофик заценил такое отношение. Впрочем, и эти деньги были в доме совсем не лишними. То есть до такой степени не лишними… Тетя Фаина иногда мечтала: вот приедет Марина со своим Тофиком, и еще один конверт на стол – нате вам!
Марина с Тофиком не приехали. Через год они оба погибли, плавая в бассейне в собственном доме. Что-то с электропроводкой случилось, и током их обоих убило в воде. Говорили – заказное убийство. Не раскрыли, конечно. Ася стала официальным опекуном Васьки и Наташи. Тетя Фаина перестала мечтать о новом конверте на столе. Светка нашла жильцов в дом Васьки и Наташи. Жильцы много платить не могли, но хоть какая-то копеечка капала… К тому же жильцы оказались очень выгодными в том смысле, что принялись приводить дом в порядок, и очень умело приводить, очень старательно, несмотря на то что это чужой дом. Нормальные люди. Похоже, когда Васька и Наташа вырастут и им понадобится свой дом, у них будет хороший дом, не развалюха какая-нибудь. Между прочим, это жильцы сами так сказали, когда попросили разрешения на ремонт и всяческие усовершенствования… Ася, как опекун детей, разрешение дала.
А у Сони опекуна не было. У Сони были родители. То есть – наверное, были. Во всяком случае, о их смерти никаких известий не поступало. Хотя, конечно, это еще ни о чем не говорило.
Соню Ася нашла прошлой осенью, почти в начале зимы, на соседней улице. Возвращалась вечером после дежурства, ползла еле-еле по раскисшей глине, с трудом удерживала равновесие, с сожалением думала, что мотоцикл пора ставить в сарай до весны… По сторонам не смотрела. Да и не было ничего интересного по сторонам. Эта улочка во всей Теплой Слободе считалась самой поганой. Дома на ней стояли самые старые, самые кривые, самые запущенные. В этих домах жили самые гнусные алкоголики, самые ненужные бабы, самые сумасшедшие старики. Раза два в год на улочке обязательно случался пожар. Ближние соседи собирались, смотрели на пожар, с азартом спорили, весь дом сгорит или все-таки успеют потушить. Пожар тушили дальние соседи. Как правило, успевали потушить до приезда пожарной машины – привыкли уже. При тушении действовали умело, слаженно и злобно. Вслух говорили: черт бы с ними, пусть бы они все сгорели наконец. Но ведь дома почти по всей Теплой Слободе впритык стоят, да еще сады густые, деревьям по полвека и больше, если огонь перекинется – все, выгорит вся Слобода. А это жалко – здесь много и вполне нормальных людей жило. И дети опять же.
На поганой улице почти ни в одном доме детей не было. Поэтому, когда в свете фары мелькнула маленькая съежившаяся фигурка, Ася встревожилась. Нечего было делать ребенку здесь, на этой улице, одному. Тем более – так поздно. Тем более – в такую погоду… Тем более – девочке.
Она догнала девочку, заглушила мотор, негромко позвала:
– Эй, ты кто? Ты почему одна гуляешь? Давай-ка я тебя провожу… Только пешком придется. А то у меня с собой лишнего шлема нет. Да и вряд ли' ты удержишься сзади. Не дорога, а болото… Ну, пойдем. Тебе куда, далеко?
– Мне никуда, – неуверенно ответила девочка тонким, слегка охрипшим голосом. – Я тут живу… Вон там, в том доме… Где окошко светится.
– А почему ты домой не идешь? – удивилась Ася. – Поздно уже. Да и холодно. И разве можно одной по улицам в темноте ходить?
– Я не хожу, – еще более неуверенно сказала девочка. – Я только рядом с воротами, немножко… А то на месте стоять правда очень холодно… Я уже скоро домой пойду. Они, наверное, уже скоро уснут. Уже кончили драться.