Слабая женщина, склонная к мелонхолии - Страница 57

– Долгая история, – уклончиво ответил Тугарин.

И замолчал. И молчал все время, пока выкатывал мотоцикл из комнатки под лестницей на первом этаже, куда Ася прятала его на ночь, а потом молча стоял и смотрел, как Ася вынимает из пакета шлем и перчатки и роется в карманах в поисках ключей, но находит только конфеты и маленькую сухую баранку… Стоял, смотрел, молчал и улыбался. Что тут смешного? Наверное, он думает, что это она сама всякой ерундой карманы набивает. Она сгребла все эти конфетки-бараночки и высыпала ему в ладонь. Между прочим, ладонь он подставил с готовностью. Хотя и уставился на конфеты примерно с тем же выражением, с каким Гонсалес-отец смотрел на конфету, которую выдала ему Наташка при знакомстве.

– Пересмотр дела, конечно, будет, – сказал Тугарин, с подозрением рассматривая конфеты на своей ладони. – Это уже ясно… Но – долгая история. Если бы не глаз, мы бы Сергея уже сейчас увезли отсюда. И спрятали бы надежно. Он должен опознать того, который удрал. Он его помнит. Такой свидетель!… Обязательно увезли бы. Но Плотников говорит, что нельзя… Ася Пална, почему нельзя? Хоть вы мне объясните. Операцию уже сделали, глаз видит, Гонсалес говорит, что уже не болит ничего, все на нем заживает как на собаке… Что тут опасного: взять и увезти? Опасней на месте оставить…

Ася расстроилась. Зачем он ей это говорит? Она и так знает, что Гонсалеса сейчас следовало бы спрятать так, чтобы и милиция не нашла. Местная милиция. Но ведь его действительно нельзя с места трогать. По-хорошему – ему бы вообще дня три лежать на спине неподвижно, как всем остальным после подобных операций. Правда, заживает на нем все с удивительной скоростью, совсем не как на остальных. Но если Плотников говорит, что увозить нельзя, – значит, нельзя.

– Плотников знает, что говорит, – озвучила Ася известную всему отделению аксиому. – А вы бы лучше охрану почаще меняли. Люди устают к концу вахты.

– Где их взять, людей-то? В субботу еще четверо наших приедут, вот тогда… – Тугарин вдруг замолчал на полуслове, сделал выражение лица типа «все равно не поверю» и осторожно спросил: – Ася Пална, а как это у вас получилось? Или он резиновый?

Он смотрел на ее руки. Она тоже на свои руки посмотрела: что там такого необыкновенного, в ее руках? Ничего необыкновенного. Обыкновенный гвоздик, просто свернутый кольцом. Тот самый. который Василек сунул в карман ее куртки. Когда она искала ключи, это колечко попалось под руку, вот она и стала машинально крутить его на пальце.

– Нет, не резиновый, обыкновенный… – Ася сняла кольцо из гвоздя с пальца и положила его в кучку конфет на ладони Тугарина. – Ладно, мне пора. До свидания, господин майор.

– Значит, слабая женщина, да? – задумчиво спросил майор, осторожно подцепляя свернутый

кольцом гвоздь пальцами свободной руки и внимательно разглядывая его. – Ну-ну, будем знать… Голос у Тугарина был почти зловещим. Ася удивилась. Чего это он вдруг?… А! Наверное, решил, что это она гвоздь кольцом согнула. Голыми руками. Вот так и рождаются легенды. Светка была бы в восторге.

– Вы что, всерьез полагаете, что я на это способна? – спросила Ася со всем доступным ей сарказмом. Легенды надо душить в зародыше, как показала практика. А то завтра от нее еще и не того будут ждать. – Это не я… Это ребенок мне в карман сунул, когда я из дому уезжала.

– Какой ребенок?

– Младший, конечно. Старшие такими глупостями не занимаются. А Ваське всего пять лет, так что он всегда что-нибудь…

Ася замолчала, глядя на Тугарина. Судя по выражению его лица, на ее глазах рождалась новая легенда – о небывалой силе ее младшего ребенка. Ну, это – пусть. От Васьки все равно никто ничего ожидать не будет. А если и будет – так не дождется.

Она надела шлем, проверила, застегнуты ли карманы, натянула перчатки и оседлала мотоцикл. Как всегда перед дорогой, настроение тут же улучшилось. Ася махнула Тугарину рукой и потихоньку покатила по аллейке под уклон, радуясь, что ночь была такая спокойная – никакой усталости! Конечно, сейчас лучше не очень-то гонять, все-таки после ночного дежурства реакция может быть уже не та, несмотря на все зелья тети Фаины… Но и гонять особой необходимости не было. К тому же по пути следовало заехать в какой-нибудь магазин, положить деньги на Светкин телефон. А вот и магазин с плакатиком «билайна»… А вот и сонная девочка, которая только что открыла окошко в своем отгороженном закутке и уже готова принимать платежи… Эй, денег маловато. Свой телефон тоже следовало бы поддержать материально.

Ее телефон пиликнул в кармане. Радуется, что про него вспомнили. Благодарит хозяйку за правильные мысли и благородные намерения… А нет. не хозяйку он благодарит. Сообщение. Ее счет пополнился двадцатью долларами. Иногда тетя Фаина клала на ее счет какие-нибудь деньги. Так, на всякий случай – вдруг Ася забыла… Но чтобы двадцать долларов?… Она за три месяца столько не проговаривает. Откуда же ее телефону привалило такое богатство? С утра пораньше…

Потом выяснилось, что это Гонсалес-отец расстарался. Тетя Фаина сказала, что он специально собрался в больницу пораньше, чтобы успеть по дороге Асин телефон оплатить. Вот ведь суеты сколько получилось…

А больше никакой суеты не было. В доме было тихо, старшие ушли в школу, младшие ходили за тетей Фаиной по огороду, оказывали неоценимую помощь. Главным образом – советовали, где что можно посадить. Чужих детей сегодня опять не было. Самостийные пациенты, страдающие соринкой в глазу, тоже пока не появлялись. Ася с аппетитом позавтракала в тишине и одиночестве, посидела несколько минут перед телевизором, с удивлением разглядывая прелестную мордашку дикторши каких-то новостей и с отвращением слушая ее голос, с восторгом излагающий эти новости: опять где-то что-то взорвали, есть жертвы; пронесся ураган, есть жертвы; случился пожар, есть жертвы… Дикторша делала серьезное лицо, а голос просто ликовал: есть жертвы! Некрофилия, что ли? При приеме на работу на телевидении следует требовать справку из психдиспансера…