Слабая женщина, склонная к мелонхолии - Страница 86

Сначала пришла эсэмэска от Тугарина. Ася посмотрела ее только потому, что после тех, утренних, Тугарин ей ничего не писал. Во-первых, было тревожно: почему не писал? Во-вторых, интересно, что написал в этот раз. В общем, ломка продолжалась… В этот раз Тугарин написал неожиданное: «Тетя Фаина похожа на тебя. Она супер!!! Горжусь родством».

Так-так-так… Это что же такое получается? Это получается – тетя Фаина одобрила желание Аси остаться сегодня дома потому, что сама собралась Тугарина навестить? А вот пусть-ка расскажет, когда придет, о причинах и побудительных мотивах такого оригинального своего поступка. Пусть-ка ответит на конкретные и нелицеприятные вопросы о поводах и целях своего неожиданного решения…

Тетя Фаина пришла через пять минут после эсэмэски и, не ожидая конкретных и нелицеприятных вопросов, почти с порога радостно объявила:

– А я с Тугариным познакомилась! Слушай, Аська, а ведь какой парень-то хороший!… Надо брать.

– Зачем? – холодно поинтересовалась Ася, делая для мгновенно затревожившейся Сони выражение лица типа «это мы так шутим».

– Как это – зачем?! – возмутилась тетя Фаина. Заметила, как смотрит Соня, и тем же тоном закончила: – Зачем! Откуда я знаю? Там видно будет. В хозяйстве все пригодится.

Соня неуверенно хихикнула. И Ася хихикнула – саркастически.

– И чего смешного? – обиделась тетя Фаина. – Не знают ничего – а туда же! Между прочим, меня до дому его ребятишки довезли. За десять минут! С мигалкой, не как попало. И машинка у них такая хорошая… А еще вон чего с собой надавали – импортные апельсины! Много.

– Ну вот, только этого не хватало, – всполошилась Ася. – Это же ему принесли! Все-таки больной! А вы забрали…

– Дают – бери, – хладнокровно сказала тетя Фаина. – Он этими апельсинами уже до бровей затарился. Не обеднеет. А что больной – так это ложь и клевета. Светка при мне с доктором говорила. Он даже удивлялся и смеялся. Сказал, что надо майора ученым отдать, чтобы изучили такое явление как следует. Но я так думаю, что не надо его отдавать ученым, обойдутся как-нибудь. Нам самим пригодится. В общем, завтра сходишь его проведать.

– Некогда мне, – недовольно буркнула Ася и покосилась на Соню. – Огородом заниматься пора.

– Ну-у, Аська, – с упреком сказала тетя Фаина. – А где твоя профессиональная этика? Ты у нас кто – врач или агроном? Между прочим, и агроном больного навестил бы…

– Тетя Фаина! – почти закричала Ася. – У меня от вашей логики в глазах двоится! Вы же только что говорили, что он не больной, а явление!…

– Да ладно, – неожиданно вмешалась Соня. – Все равно больной, если в больнице… Ася, ты его проведай, жалко тебе, что ли? Когда человек болеет, а никто даже и не помнит – это очень… обидно.

– Поняла? – Тетя Фаина сделала выражение лица типа «устами младенца глаголет истина» и одобрительно кивнула Соне. – Аська, ты слушай, что умные люди говорят. В общем, завтра к Тугарину пойдешь.

В общем, когда от Тугарина пришла следующая эсэмэска: «Соскучился!!! Асенька хорошая!!! Не молчи!!! Я без тебя жить не могу!!! Когда ты придешь? Ты придешь? Тебе можно позвонить?» – Ася долго обдумывала текст ответа, наконец обдумала и написала: «Да». И стала ждать его звонка. Ожидание было невыносимо долгим – почти две минуты…

– Асенька хорошая, – сипло сказал Тугарин. – Ой, Асенька моя маленькая, ой, как я соскучился, ой, как долго тебя нет, ой, я тебя уже сто лет не видел, ой…

– Чего это вдруг сто лет? – Асе ни с того ни с сего захотелось заплакать, поэтому она сразу заговорила сварливым голосом: – Главное – сто лет!… Ты намекаешь на то, что я такая старая? И вообще – что у тебя с голосом? Все-таки простудился, да? А я предупреждала!

Она помнила, что голос у Тугарина садился, когда он сильно волновался. Сейчас он волновался очень сильно. Она не хотела, чтобы он волновался так заметно. Или хотела? Да при чем тут «хотела – не хотела»… Эти понятия знакомы только трезвым. А зависимые не умеют хотеть или не хотеть. Они просто ждут дозу. Жаждут. До помрачения рассудка. И Ася жаждала этого сиплого голоса до помрачения рассудка. До помрачения своего трезвого ума. Бывшего трезвого.

– Как хочешь, – сипло сказал Тугарин. – Простудился – так простудился… Когда ты придешь?

Потом она не очень помнила, о чем они говорили. Наверное, о чем-то важном, потому что разговор был долгим. Таким долгим, что батарея в мобильнике села. Разговор прервался на полуслове, и Тугарин тут же позвонил на домашний. Гордо похвастался:

– Это я с дежурного телефона звоню, с сестринского поста. Догадайся, что это значит?

– Это значит, что ты используешь служебное положение в личных целях, – догадалась Ася. – Признайся: тебе хоть стыдно?

– Нет, – признался он. – К тому же я использую не служебное положение, а личное обаяние. Тут весь медперсонал от меня просто без ума… И вообще, это значит, что я уже сам до телефона дохожу. И практически не хромаю. А телефон знаешь как далеко? В самом конце коридора…

Он еще что-то говорил, и Ася что-то говорила, и отвечала на его вопросы, и сама что-то спрашивала… И все время думала о том, что все на нем заживает ну просто как на собаке! Наверняка его выпишут уже через несколько дней, и он уедет. Несколько дней осталось, всего несколько дней… А она сегодня даже не пошла к нему. Где ее профессиональная этика?!

…Четыре дня подряд Ася ходила в больницу к Тугарину. А что при этом он обнимал ее уже всеми двумя руками, а его вечно колючие щеки царапали ее лицо – так это ведь от любой зависимости невозможно отвыкнуть сразу. Вот его выпишут, он уедет – и она отвыкнет.